Пропавшая ватага - Страница 75

Правда, среди тех белых, что напали на огромный челнок, был и соплеменник сир-тя, совсем еще юный, но важный, как старый длинношей. Бледнокожие его даже слушались.

А Нойко, конечно, важничал, видя, как на него смотрят.

Ондрейко Усов вовремя дернул его за локоть:

– Ты скажи там своим… А то слишком уж их много.

– Ах да, – хлопнул себя по лбу Дрянная Рука. – Сейчас.

Он подошел к соплеменникам со всей важностью, заложив руки за спину и выпятив тощий живот, при сабле в изысканных ножнах и весь украшенный золотом, словно жертвенное дерево Хозяина Священной березы.

– Вот что, дорогие мои, – остановившись, Нойко вальяжно прищурился. – Вас только что освободили из страшного плена, и в этом участвовал лично я, скромный колдун Нойко Счастливая Рука, и мои верные друзья, славные воины великого вождя бледнокожих Ивана по прозвищу Егоров, что значит… э… что и значит – «великий и славный вождь». Думаю, вы о нем слышали. А? Что молчите-то? Отвечайте, раз спрашивают?

– Не особо-то мы про бледнокожих слыхали, – отозвалась за всех бойкая черноглазая девка, та самая, что так ловко использовала вместо палицы подобранное на палубе весло. – Так, вроде как сказку какую-то. Не все и верили.

– Теперь поверили?

– Теперь-то – да. Что они хотят с нами сделать?

– Я попрошу их вас отпустить.

Дрянная Рука нарочно сделал паузу, чтоб дождаться произведенного его словами эффекта. Пленники радостно переглянулись и зашептались, искоса поглядывая на «скромного колдуна».

– А бледнокожие тебя послушают? – оборвав всех, громко и без особого почтения спросила черноглазая.

– Не скажу, чтоб это было так уж легко, – Нойко самодовольно прищурился и, словно бы между прочим, положил руку на эфес подаренной сабли. – Но я постараюсь, клянусь семью дочерьми славного Сиив-Нга-Ниса.

– Еще пнем Хозяина Священной березы поклянись, – хмыкнула вредная дева.

Мальчишка обиженно надулся:

– Чем тебе не нравятся мои клятвы?

– Тем, что в них нет наших богов!

– Но… я ведь своими богами клянусь, – озадаченно возразил Дрянная Рука.

– А ты поклянись нашими!

– Какими вашими?

Нойко прикрыл глаза. Вот ведь наглая девка! И не боится его нисколько – хоть и колдун. Может, чувствует, что ученик только? Вообще-то она симпатичная – глаза сияют, ресницы длинные, брови, как собольи спинки, грудь… Но Нойко такие девы не нравились – вот и эта слишком уж рослая, да и, по всему видать, несдержанна изрядно – чуть что не по ней, так треснет, припечатает, мало не покажется… как того варвара веслом.

– Наш бог – Нгерм, всесильный владыка севера. Им и поклянись.

– Знаю я Нгерма, – покивал отрок. – Им и клянусь.

Черноглазая подозрительно прищурилась:

– Не-ет, так не клянутся. Скажи – пусть я волей великого Нгерма замерзну во льдах и останусь там на веки веков, если не добьюсь освобождения. Понял?

– Пусть я замерзну во льдах, – послушно пробормотал колдуненок. – Волею великого Нгерма… Ну, что, теперь довольна?

– Вот теперь – да, – дева спокойно кивнула. – Но еще я бы хотела сама переговорить с великим белым вождем.

Нойко удивленно дернул шеей:

– О чем тебе с ним говорить? Да он и слушать тебя не станет – кто ты такая-то?

– А ты сделай, чтоб выслушал.

– Да зачем же?!

Эта настырная девка уже стала надоедать отроку, только он почему-то никак не мог от нее отделаться, словно бы кто-то схватил за язык и не отпускал. Говорили, что северные девы знали такое древнее искусство – удерживать мужчин – почти колдовское, да…

– Хорошо, если ты так просишь, скажу, – в черных глазах вспыхнули и тут же погасли искры. – Если отпустят, нам теперь некуда уйти. Селение разрушено, одни мы его не восстановим, а помогать и защищать некому. А примут ли нас соседи из Марг-Койно – еще неизвестно. Да и всю жизнь провести в приживалах – вряд ли хорошая мысль.

– Так что же ты хочешь от вождя?

– Помощи. И защиты. А мы уж – под его-то рукою – отплатим данью. И во всем будем поддерживать. Всегда.

– Слушай, – Нойко упер руки в бока. – А что это ты за всех говоришь, за всех решаешь? Может, не все хотят…

– Потому что я здесь нынче самая старшая, – резко оборвала дева. – Самая сильная, самая умная.

– Уверена?

– Уверена. А кто так не считает…

– Понятно. Стукнешь веслом.

Дрянная Рука весело расхохотался, повернулся спиной, давая понять, что разговор закончен. Потом, правда, обернулся:

– Как твое имя, дева?

– Зовут меня Ватане.

– Ха, понятно! «Лишняя». То-то я и смотрю…

– И вовсе никакая не лишняя! А среди своих – главная. Они ведь совсем почти дети еще.

Пока Нойко заговаривал зубы сир-тя, ватажники загнали пленных англичан в трюм, где прятался еще один вражина – важный, в разрезной куртке, толстяк, тут же и сдавшийся. Раз уж все в плену – чего зря рыпаться-то?

Всех и заперли, пока двое казаков не притащили со струга сундук, строго следуя указанию атамана.

Старшой – Ондрейко Усов – лично отворил люк:

– Слушайте меня, господа аглицкие немцы. Наш славный атаман предлагает вам поступить к нему на службу.

– Служить русским? – сквозь зуб выругался шкипер Эндрю Уайт. – Ну, уж нет.

– Что, что он говорит? – обратились к нему не знавшие русской речи матросы.

– Предлагает предать своих.

– Вот ведь московитская сволочь! Мы, англичане, не предатели!

Между тем сверху вдруг послышались какие-то звуки, и в трюм на канатах спустили небольшой дорожный сундук.

– Если согласитесь – это ваше жалованье. Посмотрите, подумайте… атаман велел не торопить.