Пропавшая ватага - Страница 79

– Это ж сколь человек надоть! – покачал головой Тошка Игумнов. – Сонмище! Да и на этаку вышку карабкаться… а вдруг качнет?

– Качнет, так улетишь в море! – Тошкин приятель, лопоухий Ферапонт, расхохотался и пригладил недавно отпущенные усики.

– Все правильно, да, – одобрительно улыбнулся господин Уайт. – Крепче держаться надо – за выбленки, за ванты. А народу много не надо – при хорошей погоде и десяти человек хватит, иное дело – при сильном волнении, ветре. Ну, и я не говорю уже про артиллерийский бой… про него наш славный канонир, господин Флемингс, уже рассказывает вашим людям.

«Вашим людям» – это было слишком уж громко сказано, к канониру отправился лишь один Короедов Семка. Однако слушал внимательно, даже задавал вопросы, так что главный канонир «Святой Анны» даже проникся к пареньку определенной симпатией и все показывал с охотою, объяснял подробно – ну а как иначе-то можно, когда вот так, словно древнегреческому оракулу, в рот глядят! Да еще со всем уважением, истинным, а не напускным, как бывало у некоторых.

– Это вот – фальконет, – добродушно щурясь, дядюшка Дик начал с самого легкого орудия, причем, как и шкипер, тоже частенько сбивался на родную речь, да, забывшись, так по-английски и шпарил, впрочем, показывая все жестами или на примере. – Калибр четыре фунта – для фальконета – приличный. Удобнее всего обстреливать вражескую палубу картечью, но можно и ядром – по шлюпкам, для того фальконет – вот видишь, на тумбе – поворачивается. На вот, попробуй… видишь? Это в человека трудно попасть, а шлюпка – цель крупная, особенно если близко уже, почти у борта. Тогда по ней и шарахни! В щепки все разнесет. Еще предупредительный выстрел дать можно – чтоб весь корабль не разворачивать.

– А если в поворотный парус попасть? – уяснив, тут же поинтересовался Семка. – Ну, в этот… блинд, на бушприте.

– А ты, Симеон, умный малый и прилежный студент! – канонир засмеялся, колыхаясь объемистым своим животом. – Кабы противнику бушприт в бою отстрелить – так то милое дело! Корабль вражеский сразу бы управление потерял – бей его, добивай, с богом! Увы, не получится ничего.

– Да почему же?!

– Говорю ж тебе, не выйдет, если случайно только, уж ты опыту моему поверь. Море ведь не поле гладкое, наш корабль на волнах качает, вражеский тоже – попробуй тут, попади хоть куда-то. Только Божьею волею. Потому, друг мой, перед каждым выстрелом пушку – особенно корабельную – обязательно крестить надо да молитвы честь, чтоб ядро куда надо летело да чтоб не разорвало ствол. Чугунные пушки – ужас, бронзовые – лучше: и легче, и когда на разрыв пойдет – в том месте вздуется, заранее видно.

Все это Флемингс, в очередной раз забывшись, произнес по-английски, и «прилежный студент» ни черта не понял. Правда, Короедов, как вполне опытный пушкарь, и так все это знал: и то, что орудие перед выстрелом крестить надо, и про бронзовые – очень хорошие! – стволы.

– Ну, пойдем теперь на батарейную палубу, в трюмы. Осторожней, ступеньки – трап.

– Ишь ты, да тут светло, а я-то думал… Светло, понимаешь? Свет!

– Свет? А, свет! – поняв, дядюшка Дик закивал. – Я велел открыть крышки портов. Ну, чтоб видно все было. Вон, сюда проходи, к пушкам.

– Господин канонир, а почему у корабельных орудий такие стволы короткие? Как у наших «единорогов».

– Что, что? Ство-лы… Ах, это! Во-первых, ради уменьшения веса – в дальнем плаванье ведь это очень важно. Во-вторых, удобнее и быстрей заряжать – ведь для этого нужно втянуть пушку на батарейную палубу… в бою же она и сама откатится – отдачей. Потом, перед выстрелом, ее надо обратно прикатить – лафет для того, как видишь, вполне удобный – да внимательно смотреть, чтобы ствол выступал за край порта, иначе тут все взрывной волной поломает, да и оглохнем все. А здесь вот, в ящиках – пороховой припас, ядра… тут, рядом же, все, что нужно для заряжания и выстрела – банник, шуфла, пробойник… а вот и пальники.

– Ну, это я знаю. – Короедов пригладил… нет, не усы – хотя очень бы хотелось, кабы росли уже, – а едва заметный над верхней губой пух. – Все пушки одинаково заряжаются. Но все равно – спасибо, что показал. Благодарю, говорю!

Молодой казак приложил руку к сердцу и для наглядности поклонился.

– О, да-да, всегда пожалуйста, мой дорогой друг!

Канонир весело улыбался, еще бы – по условиям заключенного контракта «учебная деятельность» оплачивалась «господином бароном» отдельно. И весьма неплохо, кстати сказать. Этак можно было бы за неделю спокойно заработать половину своей прежней – при капитане Бишопе – доли!

– А теперь, друг мой, пойдем в каюту, присядем и поговорим уже более обстоятельно. О теории, мой друг, поговорим.

– Каю-та… А, в каморку твою пойдем, в гости? Что же, я – так со всем нашим удовольствием.

Каюта канонира Семке очень понравилась. Хоть была она небольшой да узкой – примерно две с половиной сажени на полторы, зато удобная, красивая, светлая – с большим застекленным окном, мягким ложем, столиком и резным шкафом. Вот бы и на стругах такие каморки устроить… жаль, размеры не позволяют.

– Садись, садись, друг мой, – открыв шкаф, англичанин гостеприимно вытащил из него небольшой кувшинчик, два серебряных стаканчика, толстую, в зеленом сафьяновом переплете, книгу, узкую металлическую полоску и еще какую-то непонятную штуку в виде деревянного полукружья с делениями.

– Выпьем сначала… За нашу дружбу!

Короедов не отказался – какой казак от хмельного откажется, тем более за дружбу ведь пить предлагают!

Питье ожгло небо – водка, или перевар, или зелено вино, – Семка кривился, поспешно занюхав рукавом, аглицкий же немец – хоть бы что, не закашлялся и ничем не занюхал.