– Мы что же, через леса пойдем? – удивленно моргнула Сертако.
Енко обиженно хмыкнул:
– Ну, почему некоторые все время думают, что я остатки разума потерял? Я что – стал таким же дурнем, как старый тюлень Еркатко Докромак, которому мы еще пощиплем перья, и уже очень скоро?
– Да вовсе я ничего такого…
– Спокойненько доплывем с нашими белыми друзьями на их большой ладье до обжитых мест, а там… там видно будет – куда.
– Лучше у селения Ватане высадиться, – глухо предложил Ясавэй. – Там передохнем, и…
Нойко Дрянная Рука звонко хлопнул в ладоши:
– А, дружище!!! Чую, чую – понравилась тебе та молодая старостиха! Запала в сердце.
– Да ну тебя, бесхвостый нуер! – Ясавэй попытался было дать мальчишке леща, да промахнулся.
– Запала, запала! – отскочив в сторону, дразнился Нойко. – А рука-то у нее тяжелая, ох!
И вновь оберег ударил по вискам! Митаюки как раз собиралась навестить Штраубе, уже накинула на плечи затканную золотой нитью накидку из выкрашенного лыковой корою льна, как вдруг кольнуло в голову. На этот раз юная ведьма вполне себе представила то, что пытался сообщить оберег, – кто-то плывет сюда, кто-то такой, встречи с кем Митаюки-нэ так не хотела. Ну, ясно кто – головной атаман Иван Егоров пожаловал со своими казаками. Как бы и Матвеевых обратно не сманил – с него станется! Вот уж этого допустить было никак нельзя, на силе и могуществе белых варваров во многом и невидимая власть чаровницы держалась.
Нет! – девушка злобно ощерилась, подобно вдруг потерявшему след добычи ящеру. Не бывать этому. Никогда!
А что для этого делать? Так ясно, что! Собралась к немцу – вот и надо идти. А заодно и всех остальных казаков навестить. Поторапливаться надо – дело небыстрое.
– Будьте здесь!
Махнув рукой верным слугам – молодому, обязанному хозяйке по гроб жизни воину Вэсако-няру и скромной девчонке Сай-Меени, не так давно вырванной госпожой из лап неминуемой смерти, Митаюки-нэ покинула атаманские покои и, не выходя на улицу, сквозь прорубленные в поперечных стенах двери отправилась к немцу, немного сожалея, что нет здесь многоопытной Нине-пухуця, некому посоветовать, некому помочь – самой приходится думать и действовать. И не всегда – правильно.
Да – хоть как!
Главное – не сидеть, опустив руки.
Штраубе она застала там, где и ожидала застать – в опочивальне, нежащимся в обществе трех заговоренных на паучье заклятье рабынь, исполняющих не просто каждое желание своего хозяина, но и любое движение его мысли. Вот и сейчас, едва только в почивальню, вежливо постучав в косяк, заглянула высокая гостья, немец только лишь бровью повел – а наложницы уже исчезли с глаз, словно сгинули, прихватив с собой разбросанную по полу одежду. Сам же бравый вояка раздеться еще не успел, так и лежал, в штанах и сорочке.
– Плохо дело, славный мой Ганс, – напустив на себя нарочито озабоченный вид, Митаюки уселась на край ложа, словно бы невзначай положив руку на горячее под рубахой плечо наемника из далекого Мекленбурга. – Верные люди докладывают – в верховьях Ямтанга вновь зреет мятеж. Муж же мой, атаман Матвей Серьга, нужен здесь, ты знаешь. Ах, без тебя не обойдемся, милый Ганс! Кому же еще, как не столь славному и опытному вождю, возглавить войско?
– Повоевать? – весело засмеялся немец. – Вот это дело! Клянусь святой Бригитой, всегда готов… как и к тому, чтоб поцеловать вас, моя прекрасная королева!
Ах, напрасно юная ведьмочка явилась к старому кондотьеру вот так, запросто, в узких, облегающих бедра оленьих штанах и тонкой накидке, скрепленной на плечах нефритовыми, оправленными в золото фибулами и при ходьбе не скрывавшей почти ничего, ну, разве что – грудь. Впрочем, гостья специально так села, чтоб и грудь обнажилась слегка… ой, не напрасно!
– Ах, госпожа моя! – спрыгнув с ложа, Штраубе упал на одно колено. – Целую ваши ручки.
Спрятав улыбку, Митаюки-нэ с царственным видом протянула для поцелуя опущенную вниз ладонь – была у них с немцем такая игра, что ли.
Коснувшись устами теплой золотистой кожи, Штраубе нежно провел ладонью по девичьему локотку, погладил предплечье… добрался и до плеча… и грудь почти до соска обнажилась…
– Ну, хватит! – с напускной суровостью чаровница отдернула руку.
Мягко колыхнулась накидка, скрыв то, что ей и положено было скрывать.
– Я мужа своего люблю, ты знаешь!
– Так и любите себе на здоровье, сердце мое! – рассмеялся немец. – Мужа любить не только можно, но и должно. Однако же это вовсе не преграда для куртуазных манер…
– Для каких-каких манер?
Немец подскочил:
– О, позвольте, я вас научу, моя герцогиня! Это, знаете ли, к обоюдному удовольствию… так… и больше – ни для чего.
Шаловливая длань немца нырнула под накидку, погладив «герцогине» стан.
– Но-но! – со смехом отпрянула гостья. – Тебе что, дорогой мой Ганс, мало подаренных наложниц?
– Что наложницы, когда тут – целая королева! Которую еще надо завоевать. Взять, как неприступную крепость!
– Ну же, угомонитесь, Ганс!
– Ну, моя богиня, дайте же мне знак, что я вам не противен!
Митаюки снова рассмеялась:
– Не противен, ладно.
– И, может быть, мои надежды…
– Может быть…
– О, царица, владычица моего сердца!
– Но точно – не сейчас… когда-нибудь…
– Я сыт уже одной лишь надеждой!
Юная колдунья прекрасно чувствовала, что немец говорит искренне и столь же искренне восхищается ею, бог отворит… Это было очень приятно… как, наверное, и любой женщине.
– Да, вот еще что, славный Ганс. Скоро сюда явится воевода Иван Егоров…